Fabio – бунтарь от музыки. Интервью

Fabio: вечеринки Rage и Jungle звучание. Начало начал.
DJ History archives: легенда британской танцевальной сцены Fabio вспоминает рассвет клубного движения в Лондоне.

Будучи резидентом вечеринок Rage, Fabio, вместе с Grooverider, стал одним из главным персонажей того времени на только появившейся jungle сцене. Каждую ночь по четвергам в лондонском клубе Heaven с конца 1988 года по конец 1993-го Fabio and Grooverider были зачинщиками своеобразного восстания, где во главе всего была радикальная электронная музыка. В это же время бунтарь Paul Oakenfold проводил там же свои acid rave вечеринки «Spectrum». Годы юности Fabio,уроженца Лондона, проходили под звуки blues, soul, ранней house и acid музыки. В то время Fabio много путешествовал по стране, перемещаясь из одного города в другой, встречая на своем пути людей из разных социальных групп, общение с которыми формировало его музыкальное мировоззрение и образ мыслей. В интервью для DJ History Archives Fabio охотно поведал историю о том, как всё начиналось.

Для начала, расскажи, где ты вырос.
Я вырос в Брикстоне. Музыка всегда была со мной повсюду. У отца был виниловый проигрыватель и отличные пластинки. Их было не слишком много, но там был и отменный ska, и шедевры с лейбла Motown, много всего такого, «черного» по происхождению. Мне тогда очень нравились баллады в исполнении Marvin Gaye. В то время, когда я рос, в Брикстоне уже была мощная ямайская сцена со своими концертами. Буквально за углом от меня располагалось местечко под названием Elland Park. За один только вечер в субботу там могло проходить около 6 вечеринок на большом звуке. Всё это я мог легко услышать из дома. Музыка звучала из жилых домов или из сквотов (в то время их было очень много). Именно там люди и ставили свои саунд системы. В возрасте 13-14 лет я стал ходить на reggae мероприятия и мне там очень всё нравилось. С того момента я стал привыкать выбираться куда-то и проводить время в заведениях, где громко звучала музыка. Это было невероятно здорово. Огромные саундсистемы, ди-джеи, которые не сводили пластинки, но главный акцент был, конечно, на большом звуке.Подобным у нас занимались выходцы с Ямайки, по сути, они делали то же самое, что и у себя там, только теперь здесь, в Англии. Да, абсолютно точно. Они принесли эту культуру сюда. Мы также посещали и обыкновенные клубы. Звук там был откровенно паршивый. Ди-джеи всю ночь объявляли в микрофон какую-то хрень, типа «а сейчас A-ha с их хитом «Take On Me». Всё было абсолютно по-другому. Был хозяин саундсистемы, был MC и был парень, который ставил музыку – именно так и строилось повествование. Ты не понимал, что происходит, но это было незабываемо. Так я начал познавать музыку. Проводить юные годы в Брикстоне было невероятно здорово, именно из-за этой музыкальной атмосферы. Сам по себе район очень пестрый по составу и от музыки невозможно просто было скрыться. Музыка и криминал. Этими вещами, на выбор, ты мог заниматься, если у тебя не было желания работать с 9 утра до 5 вечера. Ты мог быть преступником, необязательно ди-джеем, но с музыкой связь должна была непременно быть. Деньгам здесь не было места. Смысл был вломиться в сквот и устроить там вечеринку до часу ночи.

За вход на вечеринки с людей брали деньги?
Да, было дело. При входе обычно платили по 2 фунта. Ты заходил и покупал себе выпить. Всегда был небольшой бар где-то внутри со всем необходимым. Всё было культурно, но находиться там порой было опасно, поскольку эти места привлекали отъявленных преступников из района. Если ты наступил на чью-ту туфлю из змеиной кожи, то всё, тебе каюк. Я не шучу. Прямо как в фильме «Славные парни». С такими парнями приходилось быть начеку. Там был один такой, хорошо его помню. Кликуха была «One Dread». Весь такой прилизанный, всегда танцевал медляки с девчонками. Мог танцевать и одновременно закручивать косяк с травой. Мы смотрели на него и думали про себя: «вот ведь сукин сын, какой же он крутой». Это было какое-то безумие. Самое плохое в этом всём было то, что многие хотели быть как он. У меня тоже было такое желание, но, к счастью, я ушел в музыку, а не в грабежи.

Это было неразделимо?
Ди-джеи в то время поступали по принципу: «я поставлю сюда звук и буду играть свои пластинки». А бандиты всегда следовали за тусовками, поскольку знали, что там будет полно девчонок. Ну, вы понимаете, там, где красивые девчонки, там всегда бандиты. Ну, в общем, на этих вечеринках можно было увидеть таких девушек, которые в обычное время на тебя даже бы и не посмотрели. До вечеринки у тебя просто не было шансов. Нам было тогда по 14 лет, им по 21. В 9 вечера ди-джеи немного успокаивались и ставили медляки. Тогда и можно было пригласить какую-нибудь из девушек на танец. Помню, что за все три года я потанцевал только один раз. Я очень нервничал, и мне казалось, что девушка бросит этот танец на полпути и уйдет. Подобные воспоминания были одними из первых, для того времени, когда я только начинал ходить в клубы.

Можешь ли ты назвать reggae музыку своей, раз ты вырос под эти звуки?
Мне очень нравились reggae и soul. Меня словно разделили напополам. В прошлом, ты не мог любить и то, и другое. Приходилось выбирать что-то одно. Помню, как кто-то мне сказал однажды: «Если тебе нравится soul музыка, то значит ты гей». Моя двоюродная сестра ходила в клубы, где звучала soul музыка и тайком помогала мне попасть внутрь, и конечно, это было нашим с ней секретом. После чего я снова посещал reggae вечеринки. Одна девушка мне как-то сказала: «Я видела тебя в клубе «Crackers» на улице Wardour». Мне пришлось ответить: «Такого не могло быть!». Она отвечала: «Нет. Это точно был ты». Все вокруг взволновались, типа: «Да ладно, парень. Это же был не ты? Ты же не спятил, чтобы ходить в soul клуб?». Когда мне исполнилось 15 или 16 лет я стал чаще выбираться в клуб «Crackers» и в заведение под названием «100 Club». Так я стал частью soul движения.

Ты посещал молодежную дискотеку в полдень по воскресеньям в 100 Club?
Нет, это была вечеринка для взрослых. Когда мне было 8, выглядел я на 18. Надевал рубашку и жилетку. Моя тетя проводила меня внутрь. Дискотеки проводились по пятницам в обеденное время. А маме я потом говорил, что гулял с ребятами на улице.

Эти дискотеки по пятницам в обеденное время были в «Crackers»?
Да! Тогда там играл George Power. Paul Anderson, чувак, реально, веришь? Он был уже старым (в середине 70-х). Сам клуб был потрясающим. Люди приходили и просто плясали. По-моему туда ходили все, кто только мог. К тому же пластинки к ним приходили из Америки, импорт был налажен четко. Очень классный период времени, важный и свежий по музыке.

А что привлекало именно тебя в этом клубе? Кого не спросишь в Лондоне из черных ребят, все как один говорят, что в «Crackers» было очень круто. Нам это говорили Norman Jay, Jazzie B, Cleveland Anderson.
И я вам говорю, там было потрясающе. Заходишь и видишь, что там не только черные. В отличие от reggae вечеринок. Бывало, конечно, какого-то белого парня можно было на них встретить, может он знал хозяев или еще что. Но там черных там было 99%. Здесь же пополам. Но цвет кожи теперь был неважен. Можно было прийти с белой девушкой, и ничего зазорного в этом не было. Белые парни ходили с черными девушками. А ты мог сам прекрасно тусить с белыми парнями. Никаких проблем! Там были белые ди-джеи, черные ди-джеи, и тогда я осознал такую социальную вещь: «Теперь я могу спокойно проводить время с людьми, чей цвет кожи белый и это очень круто». В «Crackers» ты мог делать всё, что захочешь. Ди-джеи никогда не говорили в микрофон. Да, они не сводили, но настолько бесшовно проигрывали треки друг за другом, что все были в восторге. Это была абсолютно гармоничная смесь из funk и soul музыки. Тогда ты и подумать не мог, что спустя 20 с чем-то лет, ты снова будешь вспоминать это место. Для меня это заведение было чем-то таким, что дарило тебе кучу крутых эмоций после обеда по субботам.

Помнишь какие-то пластинки того времени, которые ставили там?
«Running Away» от Roy Ayers была тогда просто хитом. Ее ставили каждую неделю. И еще вещь от Brass Construction под названием «Movin’». Они ставили эти пластинки и прочие, и ты понимал, что это всё вот-вот привезено из Штатов. То был funk, но ведь funk – это и есть soul с «грязным» звучанием, правильно? Да, в funk музыке было больше «дерзости», ему не хватало качества с технической точки зрения, и он не был рассчитан на танцполы. Но я ходил туда, и просто растворялся.

А если ты танцевал, то нужно ли было выглядеть как Peter Francis и Horace?
Ох уж эти парни! Там был Horace и парень по имени John O’Reilly, кто танцевал под пластинки Paul Anderson. Там их было много и вместо того, чтобы засматриваться бандитами, я не сводил глаз с этих танцоров. Все девчонки были в их распоряжении. Когда ты молод, тебе другого и не надо. Они были очень крутыми ребятами. Когда они танцевали, вокруг сразу же собирались толпы. А в конце дискотеки они могли уйти из клуба с какой-нибудь потрясающей девчонкой. Для меня это было то же самое, о чем я думал и на soul вечеринках и на reggae мероприятиях – я хочу быть похожим на них. Мне повезло. У меня был партнер по танцам по имени Colin Dale. С ним мы частенько куда-нибудь выбирались, колесили по стране. Тогда было несколько клубов, куда нам невозможно было попасть. К примеру, «Global Village» он работал по ночам в субботу или «Lacey Lady» в который пускали с 18 лет. Туда мы не заходили, зато умудрялись побывать во всех остальных клубах центрального Лондона.

Если был такой ажиотаж в клубах, почему люди были настроены друг против друга? Речь про противостояние музыки reggae и soul.
Я думаю, что это всё тянулось со времен модов и рокеров. Уже тогда был некий раскол в soul движении. Джазовые танцоры считали нас слабаками, которые любят funk. Ведь для джазового танца нужна скорость 100 км/час. В клубе «Electric Ballroom» случались драки, которые могли устроить ребята из конкурирующих soul клубов. Дрались с джазовыми танцорами и с любителями soul музыки. Они, типа, бросали нам вызов: «ребята, вы слабаки, и музыка, которую вы слушаете для слабаков». Тогда было важно примкнуть к какой-нибудь группировке.

Как ты считаешь, может reggae и soul музыка больше была популярна среди старшего поколения из района West End, чем у молодых ребят, выросших в Лондоне? Была ли эта разница? Большинство людей, с которыми нам довелось разговаривать, не считают, что reggae подходил под их представление о британской идентичности.
Не думаю, что мы осознанно поступали так же. Да и назвать происходившее движением вряд ли возможно. Это больше носило локальный характер. Взять, к примеру, reggae вечеринки в Battersea, Clapham и по всему южному Лондону. Да, ты следил за тем, что происходило, ездил на эти мероприятия, но глобального статуса, аналогично soul движению, у проводившихся тогда reggae мероприятий не было. Да, мы выбирались в West End. И каждый должен был запомнить, насколько West End был крутым районом. Но это нейтральная территория. Это не наш район. Весь смак был в передвижениях. Ты готовился, одевался для выхода в клуб. Покупать шмотки в West End для нас было слишком дорогим удовольствием, мы просто не моги себе это позволить. Единственное ради чего стоило ездить в этот район, так это клубы и магазины пластинок. Весь смысл был в том, чтобы успеть купить определенную пластинку первым. Это пришло к нам из soul движения, а не из reggae. Очень часто ставили старые пластинки, типа Alton Ellis и прочее. В этом не было движения вперед.

Это что-то сродни обладанию дабплейтом, а не свежим релизом.
Абсолютно точно. Только это было еще более привязано к твоему местоположению. Допустим, пришел ты на reggae вечеринку в Battersea, а на тебя смотрят, типа «Так вы парни нездешние». Можно было серьезно вляпаться. Брикстонское звучание оставалось в Brixton. Soul сцена была разной. Бывало, приезжали на вечеринки люди из Wembley. А мы такие типа: «Wembley, что за хрень? Это вообще где?». Мы из Brixton. Ну а потом soul сцена получила новый импульс благодаря местечку Caister.

Ты был участником этих событий?
Честно, нет. Никто из нас туда не ездил. Мы то и дело слышали об этом месте, и нам хотелось попасть туда, как в эксклюзивный клуб. Большинство там составляли белые. Около 80%. И это было очень странно для soul сцены тех лет. В те годы Essex называли цитаделью расизма. Национальный Фронт тогда уже существовал. Мы думали про себя, мол: «Что эти парни вообще задумали, куда они лезут с soul музыкой?». Да, всё было действительно странно и непонятно.

Когда ты впервые встал за вертушки?
Я собирал пластинки. Мой приятель Colin Dale играл soul музыку как ди-джей, и я всегда был с ним рядом. Меня никогда не вдохновляла идея встать за вертушки. Я хотел заниматься вокалом или техническими вопросами по части музыки. Но я тогда был реальным фанатиком. Я знал каталожные номера определённых пластинок и всегда отгадывал исполнителей той или иной композиции, когда мы вдвоем прослушивали новый материал. Что-то типа: «Скажи, кто записал эту пластинку?». Я отвечал: «На барабанах должно быть Harvey Mason и вот басовую партию здесь исполняют Brothers Johnson». И я почти всегда был прав. По ночам мы слушали эфиры пиратских радиостанций и отгадывали исполнителей до 5 утра. Я впервые встал за вертушки в заведении под названием «Gossips» в West End, организатором вечеринки был Tim Westwood. Мы следили за тем, что он играет как soul ди-джей и Colin иногда играл у него на разогреве. Однажды вечером Tim позвонил мне и сказал: «Слушай, мне очень надо, чтобы ты покрутил пластинки». Мой ответ был: «Окей, чувак. Круто…»

Потом же он начал плотно заниматься electro.
До этого осталось пару месяцев. Когда я вставал за вертушки и ставил треки типа «Change», это было просто ужасно. Я все время косячил и никакого удовольствия от процесса не получал. Думал про себя: «Нет, больше этим заниматься я не хочу». После этого начало зарождаться electro движение. Это было чем-то невероятным. Мы ходили в Global Village по воскресеньям. Но здесь правила электронная музыка. И мы говорили друг другу, будучи поклонниками Soul музыки, «чувак, во всей этой электронщине нет души». Но перед вещами типа «Planet Rock» или первых релизов лейбла Tommy Boy просто невозможно было устоять. Там тогда еще я запомнил парня по имени Yakamoto…

Ryuichi Sakamoto?
Ага. Он записал трек под названием «Riot In Lagos», который для меня звучал еще круче, чем тот же «Planet Rock». Я понимал, что мне это уже начинает нравиться, но друзья критиковали меня за это. Они говорили: «Вот уж никогда бы не подумали, что тебе понравится вся эта electro хрень». Меня носило по разным тусовкам, но мне выпала часть стать частью именно electro движения в самом его начале. Многие тогда критиковали Tim Westwood, но этот парень был полностью в этой теме, понимаешь? Он изменил ход игры. Он не играл больше soul музыку и целиком погрузился в electro. По воскресеньям днем мы выбирались в Spats и смотрели, как люди танцевали там брейк-данс, ну, как в фильме «Wild Thing», который нам тогда нравился. Ну и прочее такое.

А где находилось это заведение?
На Оксфорд улице прямо напротив 100 Club, где расположился Plastic People. Там нужно было немного спуститься вниз. Места было мало, но зато танцпол был просто шикарный.

А как появилась house музыка в твоей жизни?
Немаловажную роль для меня в этот период времени сыграла пиратская станция Phase 1. Всё происходило, где-то в 1984 году. Вроде тогда Kiss FM пытались выйти на легальный уровень. Парень по имени Mendoza задумал создать новую станцию и сказал нам: «Я хочу, чтобы вы, местные ребята, занялись делом и сварганили свое шоу». Это было в Брикстоне, рядом с входом в паб. Здание принадлежало ему, он занимался ремонтными работами. Наверху у него была пиратская радиостанция. А внизу располагалось помещение для after-party. Туда практически никто не ходил, ну может от силы человек 6 ночью в субботу. Мы частенько поднимались наверх, чтобы покрутить пластинки. Это было круто. У меня было собственное радиошоу, посвященное музыке soul и funk, там же я ставил и раннюю house и electro музыку. Однажды вечером этот парень Mendoza сказал мне: «Слушай. У меня есть брат, его зовут Chris и, прикинь, он знает парня с вечеринок Spectrum, Paul Oakenfold его зовут. Там у них на вечеринках настоящее безумие творится. Слышал что-нибудь про это?» Я ответил, что нет. Он продолжил: «Нам нужно попробовать устроить свои after-party». На что я ответил ему: «Ладно, схожу к ним, разведаю на следующей неделе». Мы пошли на вечеринку Spectrum вечером в понедельник. Со мной были пара чуваков из Брикстона. Попав внутрь, мы просто обалдели, типа «Здесь, что вообще нахрен происходит?». Каждый был одет в футболку с желтой рожицей, глаза огромные, челюсти что-то жуют. Мы как в другое измерение попали. Ребята, помню, свалили сразу. А я остался. Мне тогда они сказали: «В общем, мы поехали обратно в Брикстон. Здесь ад какой-то творится». Я смотрел наверх и в клубах дискотечного дыма видел Paul Oakenfold, он был похож, мать его, на божество. Про себя я подумал: «Здесь просто охренительно». Я стал ходить туда один каждую неделю. Тогда мне кто-то сказал коротко и ясно: «Мы будем делать after-party. Хочешь у нас выступить?». Я ответил: «Что? У Mendoza? У вас будут after-party? Но туда, наверное, никто не придет». В ответ я услышал: «Нет, чувак, есть у меня еще один знакомый, кто играет house музыку на радио. Его зовут Grooverider». Я согласился с ним, но я не знал парня по имени Grooverider слишком хорошо. Он был агрессивным и высокомерным. Работал по ночам, вел свое шоу. Мне сказали: «Будь там к 1 ночи». Мы пришли, Grooverider был уже там. Но людей внутри не было вообще. Ни души. Целую ночь мы провели внутри, после чего Groove сказал: «Короче, Mendoza, я пошел отсюда». Ему нужно было на работу, он тогда занимался компьютерами.
Но мы знали, что люди могут приходить сюда все равно. Часов до 4. Они вернулись бы домой, отвели бы детей в школу, приняли бы душ и пришли бы к нам снова, где-то в районе часа дня. Пока мы грузили пластинки в машину, мимо нас проходили ребята с северным акцентом, типа «Где, там эта вечеринка, нахрен?» На них были шорты. Зима на дворе, а они были в шортах. И у одного на спине татуха набита. Юнион Джек. Он по-любому скинхед. Мы заходили внутрь и думали «короче, играем пластинки для него, иначе он кого-нибудь здесь покалечит». Он заходил такой, и всю ночь безумно дрыгался в танце, голову клал на колонку. Mendoza нам говорил: «Все идет отлично. Этот парень покупает алкоголь, а значит, вы продолжаете играть дальше». В какой-то момент Groove[rider] спустился вниз, вернувшись он сказал: «Матерь божья, там их сотня стоит внизу». Внезапно эта толпа людей зашла внутрь и воздуха, чтобы дышать, совсем не осталось. По причине таких аншлагов мы решили проводить мероприятия регулярно. По ночам в понедельник и вторник. По средам мы ничего не делали вроде. А хотя нет. По вторникам проходили вечеринки, Samantha они назывались и те, кто приходил со вторника на среду, попадали к нам. Получается, что и по средам делали. По выходным мы просто не играли. После всего этого, Mendoza сказал нам: «Слушайте, парни, а хотите по выходным играть у меня?» Наш ответ был: «Ага, круто». У нас были свои флаеры. Мы разъезжали по городу на новой машине, которую купил Grooverider за 60 фунтов. Добирались до вечеринки «The Trip» в Astoria, что раздать флаеры. Остальное история умалчивает. И таким образом, на протяжении двух лет, у нас каждую неделю проводились вечеринки. Мы становились известными. Приходил к нам и Oakenfold и Trevor Fung. Мы познакомились со множеством крутых промоутеров и, знаешь, нам это очень сильно помогло в дальнейшем. Так началась история для Fabio и Grooverider.

А как тогда называлось заведение?
Никак. Просто все знали, что «у Мендозы». Не было как такового названия. Людям было на это плевать. Им нужно было знать одно, можно прийти и зависнуть здесь часиков до 4-х дня. Люди приходили домой, отводили детей в школу, возвращались, принимали душ и шли к нам обратно к часу дня. Мне всегда было смешно, когда кто-нибудь спрашивал: «А поиграть 2 часа сможешь?» Да ладно тебе? Это были очень веселые времена, чувак.

Какими были вечеринки «Spectrum»? Без наркотиков не обходилось?
Вечеринки проходили просто безумно. Похоже, там каждый первый состоял из наркоты.

Насколько быстро тебе удалось приспособиться к новым реалиям?
На третий раз моего посещения. Знаешь, страшновато было. Даже скорее адски страшно. Наверное, поэтому люди охладели к этому месту очень быстро. Музыка была слишком громкой, светомузыка просто ввергала в ступор, а всё звучавшее было очень по-испански «островным». Но души в этой музыки не было. Не забывай об этом. Какая-то смесь из фламенко. Многие ребята из города думали про себя: «Бля, а это что за хрень?». А потом врубали acid – это было уже на грани. В то время, эту музыку воспринимали аналогично punk движению в свое время, но раз мы любили electro мы старались идти в ногу со времени и новыми тенденциями. Мы говорили друг другу: «Охренеть, чувак, вот это реально жестко». Groove[rider] всегда играл жестко, на пределе. Он любил вещи вроде Public Image Ltd и прочее, таким образом, он словно говорил нам всем: «Так это же я!!!»

Когда ты уговорил его отправиться на вечеринку «Spectrum»?
Groove[rider] был всегда трезвенником, он пришел туда, постоял полчаса и сказал мне: «В общем, я валю отсюда нахрен. Мне нравится музыка, но я реально высаживаюсь. Встретимся у Mendoza. А ты оставайся здесь». На что я ему ответил: «Окей, договорились. Сейчас вот только посмотрю, как играет Oakey». Я очень не хотел, чтобы он подумал про меня, что я гей, раз меня так всё это зацепило. Я ему говорил: «Этот чувак сейчас поставит трек «Jibaro», буквально через минуту». Вся эта Balearic музыка не цепляла Groove[rider]. Ему больше по душе было творчество Fast Eddie и душевный acid, который выходил лейблах DJ International или Trax.

Как началась история с Rage?
Rage был американской темой. Вечеринки проводились по вторникам, в противовес Spectrum, который, как раз, считался чисто европейской штукой.

Имел ли отношение к происходившему Justin Berkman или кто-либо еще?
Да, конечно. Такие парни, как Justin Berkmann, Trevor Fung and Colin Faver всегда были больше на американской стороне. Весь этот виниловый импорт, вещи с лейбла Trax. Ну и они как бы противопоставляли себя тому, что происходило на вечеринках Spectrum. Это был первый раскол. Тогда ты вряд ли смог найти кого-нибудь, кто ходил бы параллельно и туда и сюда. Мы знали бармена с вечеринок Rage. В Star Bar у них не было ди-джеев, а за музыку отвечал какой-то парень. Когда мы встретили управляющего вечеринками Rage по имени Kevin Millins, он спросил нас сразу: «Ребята, у меня тут кое-что есть, дельце маленькое. Возьметесь?». Мы начали играть наверху и сразу почувствовали огромную поддержку. Часто мы просто «рвали» заведение в клочья, у нас была репутация героев андеграунда. Тогда мы еще не понимали масштабы всего происходящего. Для нас клубная тема была абсолютно новой. Однажды Colin Faver и Trevor Fung улетели в Лос-Анджелес и пропустили свой обратный рейс на самолет, к нам подошел Kevin и сказал: «Ребята, даю вам шанс поиграть на нижнем танцполе». Мы пошли и отыграли, да так отыграли, что все казалось посходили с ума. Мы просто тогда «взорвали» танцпол. Но желания наступать на пятки
Trevor или Colin у нас никогда не возникало, хотя нам приходилось делить с ними главный танцпол. Мы делали нечто иное, отличное от них. Но они все равно считали, типа « у нас же чисто американская тема, чувак», в то время, когда мы ставили ранее techno из Бельгии или Германии, с лейблов типа Frank de Wulf или R&S. Эта музыка становилась настолько популярной, что теперь у нас была реальная возможность играть чаще на основном танцполе. Короче говоря, свои дабплейты теперь нам давали Derrick May, Kevin Saunderson и Joey Beltram. Hardcore музыки стало здесь меньше, зато стало больше techno. У нас были би-сайды с пластинок Masters At Work с полноценными драмбрейками, которые мы разгоняли до нужной скорости и смешивали с techno. Мы стали замечать, каждый раз, когда мы делали это, люди приходили в дикий восторг. Типа «это же что-то новое!». Тогда парень по имени Danny Jungle «поджигал» танцпол и все мы кричали: «Джангл, джангл!». И это происходило еще до того, как это словом стало тэгом. Люди начинали делать jungle. Living Dream был одним из ранних лейблов вместе с Ibiza Records. Наши сеты строились целиком из их релизов, в которых звучали тоннами нереально крутые брейкбиты. Мы миксовали Prodigy с треком «Mentasm» и это было по-настоящему безумно и жестко.
Rage превратился из «ярмарки тщеславия» с разодетыми людьми и кучей девушек в настоящее гетто, чувак. И мы, конечно, хорошо преуспели в этом, пока не стали возникать «левые» вопросы. Настроение и атмосфера, конечно, были, что надо. Но ты никогда не знаешь наперед, застрелят тебя или нет. Kevin подходил к нам со словами: «Ребята, это уже перебор, мы сейчас распугали нашу старую гвардию тусовщиков».

Инциденты случались?
Ничего серьезного не было. Может от силы несколько потасовок, но нам удалось избавиться от парочки крупных наркодилеров, которые зашли к нам. Вроде как должно начаться что-то серьезное, но так и не началось. Мне кажется, в тот момент старая охрана клуба была немного напугана. Определенные ди-джеи из house тусовки, хорошо известные личности жаловались на нас Кевину. Что-то типа: «ты только посмотри, что они сделали с твоими вечеринками? Они же всех нас предали». К сожалению, именно всё и закончилось. У нас было собрание, и он нам сказал: «парни, я прошу вас изменить что-то в своем звучании. Вам нужно вернуться обратно к house музыке, мне не нравится та публика, которая сейчас к нам ходит, да и охрана немного на взводе…». И он закрыл вечеринки, чувак.

Когда это случилось?
Думаю, в 1993 году.

Когда вы вдвоем экспериментировали с брейкбитами, думали ли вы, что из этого получится нечто принципиально новое на каком-то этапе?
Нет. Вообще, мы ни хрена об этом не думали. Нас ненавидели многие house ди-джеи, игравшие soulful звучание, но нам казалось, что мы делаем, может и не совсем правильное дело, но зато весьма эффективное на танцполе. Вечеринки Rage стали одним большим экспериментом. В других заведениях мы просто не играли ничего подобного из этого, но здесь, в огромном клубе, у нас был карт-бланш, мы могли делать всё, что считали нужным. Это был house от Fabio & Grooverider. Мы хотели играть это, и мы играли это. Если задуматься, то люди сейчас уже не такие смелые, как раньше. Вероятно, это одна из причин, почему электронная музыка в последнее время переживает период застоя. Никто не осмелиться повторить нечто подобное. Но тогда, это было по-настоящему безумно круто. И за нами шли люди.

И пресса буквально заклеймила то, что вы сделали…
Нет. В самом начале пресса накинулась на hardcore музыку, типа треков «Charley» и прочего. Журнал Mixmag вынес это на обложку и буквально рассмеялся музыке в лицо. Они тогда сказали, что это не более, чем хреновая шутка. Но потом они стали любить jungle музыку, ведь в ней не было этой hardcore клоунады. Jungle музыка была грубой агрессивной. Лирику Buju Banton сэмплировали поверх брейкбитов. Получалась настоящая гетто тема. Смешно вспоминать те времена, когда всё только начиналось и все в один голос заговорили: «Оу, это черная музыка, мы любим черную музыку. Это новый punk. Нам нравится черный punk». Столько всякого бреда тогда говорили…

В каком году jungle музыка стала drum’n’bass музыкой?
Где-то примерно в году 96-ом.

Как ты можешь объяснить произошедшее? Как и почему это случилось?
Само слово «jungle» стало звучать угрожающе. СМИ только его и мусолили. Мы говорили друг другу: «Если мы хотим двигаться дальше, то нам нужно что-то с этим делать. Нужно изменить название, иначе нас порубят в мелкую капусту». Затем вся ragga тема ушла в небытие, и появился drum’n’bass. Потом был 1998 год и всё начало рушиться. Нам буквально закрывали рты и не давали ничего сказать своей музыкой. Везде только и говорили: «drum’n’bass, как музыкальный стиль, умер». 18 месяцев этот заголовок мелькал везде, где только можно. Потом пришла музыка garage. Этакий погребальный колокол для drum’n’bass. Это стало для нас всех самым сильным ударом под дых. За всю историю.

У них были девушки…
Да! К ним перебрались, казалось, все девушки из jungle тусовки. За какой-то месяц garage сцена раздулась так, что drum’n’bass на этом фоне остался просто ни с чем. На страницах музыкальных журналов для нас не было места, никто не писал рецензии, не было обзоров клубов, где мы играли. Создавалось ощущение того, что всё кончилось. Сейчас, несмотря ни на что, drum’n’bass по-прежнему наплаву, движение такое же мощное, как и прежде. Я думаю, что этот год [2005] стал поворотной точкой для этой музыки. Drum’n’bass никуда не уходил. Все должны были понять, что мы по-прежнему будем в игре. Здесь и сейчас мы на своем месте.

Расскажи нам о вечеринках Sunrise и рейвах под открытым небом, которые вы проводили?
Это были по-настоящему безумные времена. Я попал в эту тему, поскольку я знал пару ребят, занимавшихся продажей билетов. На первом своем выступлении я играл сет на разогреве с 9 до 10 вечера. А Colin Faver испытал тогда настоящий кошмар во время своего сета, я не знаю, из-за чего всё произошло, но в него постоянно что-то летело из толпы. Промоутер тогда сказал: «Colin заканчивай играть. Fabio у тебя есть пластинки с собой?». И я поставил трек «Strings Of Life». Чувак, я не хочу сказать, что я вообще был первым, кто ее ставил, но это была самая первая моя пластинка на рейве Sunrise. Я даже толком то ее до этого не слышал. Все стояли передо мной и…по тому, что происходило, можно было снимать фильм. Словно кадр из «близких контактов 3-ей степени». Я мог играть ее всю ночь и люди уходя домой, запросто могли сказать: «Это была самая лучшая в моей жизни вечеринка».

Каково было иметь дело с теми ребятами?
Не забывай, они извлекали чистую прибыль. Они никогда никому не платили. Нам порой приходилось платить по 50 фунтов, а эти ребята рубили, я слышал, какие-то баснословные суммы по тем временам, типа 700 000 фунтов чистой прибыли. И об этом не знал никто, ни полиция, ни налоговые службы. То, как они всё проводили, заслуживает отдельного разговора. Реально смешно, представляешь, они отправлялись на трассу M1 Heston и устраивали там рейвы, а полиция ни хрена об этом не знала. Мы шли огромной толпой в поле, а полиция графства стояла и смотрела на нас, впервые увидев, чернокожего, типа: «Откуда все эти люди, что они делают здесь? Может надо армейских вызвать?»
Потом в таблоиде The Sun вышел материал обо всей это теме, rave и прочее. И плотину словно прорвало. «Да, мы видели таблетки экстази. И еще мы видели серебристые обертки у этих наркоманов в поле». Мы от души смеялись над этим материалом. Но, так или иначе, всё круто изменилось тогда. И обратной дороги уже не было. После этого, за тобой уже следили с полицейских вертолетов. Мы словно вели подрывную деятельность. Не знаю, как так получалось, но все думали про друг друга, что среди нас засланный коп. «Слушай, она работает на копов!». «Кхм, ну вообще-то она моя сестра». Реальная паранойя. Время было очень странное.

Потом это ощущение прошло?
Да. И чем дальше, тем становилось всё хуже от происходившего. Веселая эйфория прошла. За тобой буквально охотились по полям, а ты бежал с винилом, думая «ну всё, сейчас они конфискуют пластинки, и на моей карьере ди-джея можно ставить крест».

Но самый расцвет….
Нам звонили из «штаб-квартиры», из соседнего дома, где ребята продавали входные билеты. Никто не знал, даже они сами, где будет всё происходить. Не знали до 9 вечера. Они говорили: «Слушай, Fab, в общем, ты играешь сегодня ночью в поле, ожидаем порядка 30-35 000 человек. Бери пластинки, встречаемся там-то». Мы встречались в Брикстоне. Мы ехали в колонне из 3-40 машин и все задавали друг другу вопрос: «А где будет рейв?». Мы приближались к трассе M1 и нам звонили еще раз, типа: «Останавливайтесь, рейв будет здесь». Ты ехал по темному полю и вдруг видел луч лазера впереди, и тебе он казался знаком Бэтмена. «Туда!» Ты смотрел назад и видел, что за тобой двигались еще машин триста.

Так получается, ты знал не больше, чем сами устроители рейва?
Нет. Поэтому мы ехали туда. «В какое время я играю?» «В любое время, как приедешь». Вся эта импровизация была просто блестящей по исполнению. Ты ехал по полям, а разъяренные фермеры кричали вдогонку: «Вали нахер с моего участка, ублюдок!». В ангарах люди сидели с детьми и боялись. «Что вообще происходит? Нам очень страшно!» И так продолжалось до полудня следующего дня. Это были славные деньки, чувак. Уверен, что больше такого не увижу. Ты был как сбежавший бунтарь. Волосы были собраны в пучок, капал пот, и по заправке ты ходил с голыми ногами.
Не забывай, это было время правления Тэтчер! И мы говорили друг другу: «Нахрен её! В жопу консервативную партию!». Ты реально чувствовал себя бунтарем! Мы не хотели быть частью этой Британии. Нам с ней было вообще не по пути. И нам не хотелось работать с 9 до 5. Мы были счастливы ощущать себя частью Британии, которая не подчинялась Тэтчер. Мы были вне гребанного закона. Мы выходили в чертовых банданах на улицу и танцевали. Ты словно был в заговоре со всеми, кто носил улыбающийся значок smiley на одежде. Это был как знак отличия. Определенный код. Ты видел этот значок и,типа, такой: «О даааа, тсссссс….»

Интервью взято в феврале 2005 в Лондоне © DJhistory.com
Интервью: Bill Brewster и Frank Broughton (опубликовано 28.06. 2016)
Оригинал
Перевод: Rustee (c) 2016
Источник: https://specialrequestdnb.wordpress.com/2016/08/31/fabio-бунтарь-от-музыки-интервью/